Хефет обернулся в ее сторону медленнее, чем мог бы. Когда Куон зашла в оборудованное под госпиталь убежище, он корпел над медицинскими инструментами, которые проверял и протирал тряпкой в резко пахнущей, ярко-желтой жидкости. Пока он говорила, он успел, довольно неторопливо, закончить эту процедуру с крючковатой иглой и отложить в сторону оставшиеся предметы. Стоило ей закончить — поднялся на ноги, откладывая тряпку в сторону и принимаясь вытирать руки другой, свешивающийся с натянутой под потолком веревки.
        — Тогда пошли, — заключил он коротко и сам двинулся первым в сторону выхода.

        Существо продолжало повторять свое движение еще некоторое время, покуда не начало замедляться и подтягивать руку ближе к телу. Пальцы согнулись, сжались и пропали внутри ладони. Оно повернулось всем телом, все еще абсолютно плоское, будто одна картинка сменилась другой.
        В комнате беспорядочно возникли его копии. Того же роста, того же вида, они стояли в разных углах и сторонах и слегка подергивались. Одна из них мигнула, появилась в стороне, появилась снова на прежнем месте. Края размывались, словно сознание, воспринимающее предоставленную ему картину, отказывалось ее целиком принять или не могло найти в ней должного смысла. Через несколько секунд все копии исчезли, кроме одной, стоящей уже гораздо ближе, продолжающей беспокойные и суетливые шевеления. Это было прежнее существо, без сомнения, — оно воспринималось так же, как и раньше, — но им же были и все остальные тени, ненадолго заполонившие помещение.
        Чем бы создание ни являлось, оно определенно было одним; и в свете этого заключения, если у Та'ира было желание строить догадки по неполной и скудной информации, было бы в первую очередь очевидно предположить, что увиденное было не более чем способом перемещения. Безусловно бесплотная и не существующая в физическом мире, сущность, очевидно, не была ограничена и пространством — или же именно так воспринимало сознание равноценную вероятность ее появления и существования в нескольких точках сразу.

        На вторгнувшихся в жилище Хефета и Куон оно обратило ровно столько же внимания, как и на большинство неожиданных внешних стимулов — иными словами, нисколько. Шаман замер, не в неверии или узнавании, даже без страха, но с искренним непониманием. Он слышал о "духе" от своих соплеменников и объяснял им, что никакого духа они не видели. Теперь он смотрел на нечто, которое они описывали, и понимал, что к духам это и в самом деле не имеет никакого отношения, и не понимал, что именно видит и что должен делать.
        
        Все померкло.

        Это не было подлинной слепотой, хотя для непосвященного и непривычного разума могло показаться ею. Маг, имевший достаточно опыта с Иллюзиями и иными техниками воздействия на сознание, почувствовал бы и узнал отказ своего разума воспринимать информацию, исправно подающуюся глазами и нервами, и наблюдать вместо нее нечто совсем другое. За недолгим отсутствием света последовали неизмеримо странные картины, в лучшем случае похожие на отраженный в кривом стекле калейдоскоп, но на деле не похожие ни на что вообще; они перетекали из формы в форму и из цвета в цвет, не то органические, не то геометрические, быстро оказавшиеся частью простирающегося куда-то прочь фрактала. Голову Куон расколола дикая боль, рисковавшая подкосить ее ноги и уронить на невидимый пол, и, насколько она могла судить по раздавшемуся рядом шуму, нечто похожее должно было происходить с Хефетом, Та'иром и, быть может, Орентилом. Следом за изображением пришли ощущения. Это было бесконечное, тягучее стремление, протяженность на многие километры в нескольких направлениях сразу, совершенно чуждое всем прежде испытанным эмоциям и в то же время явно являющееся лишь слабым и неточным отражением на поверхности воды. Глубокой, черной, необъятной воды. Вращающийся клубок — ветви, бегущие во все стороны — процессы, которые казались смутно знакомыми вопреки тому, что не имели никакой формы и никакого конкретного образа, лишь сплошную абстракцию.

        Поток чуждых сведений оборвался, оставляя после себя полное смятение. Нормальные чувства вернулись не сразу, и долгое время сбоили и искажали все вокруг. Хефет медленно поднимался вдоль стены, руки его заметно дрожали (от волнения ли или перенапряжения?), глаза его подслеповато искали исчезнувшую тень. Орентил продолжал мирно дремать, явно никак не затронутый произошедшим — единственный во всей хижине.